60 лет назад, 1 декабря 1962 года руководители партии и правительства во главе с Никитой Хрущевым посетили Выставку произведений московских художников, устроенную в Центральном выставочном зале и посвященную 30-летию Московского отделения Союза художников (МОСХа). Вначале они спокойно осмотрели картины официальных художников, а затем перешли к произведениям художников-модернистов, где Хрущев учинил подлинный разгром создателям неформального искусства. Были подвергнуты критике Роберт Фальк, многие другие мастера, в том числе, и ныне живущий Борис Жутовский — Хрущев требовал отправить того на лесозаготовки. После участия в выставке в Манеже и личного скандала с советским лидером для него надолго были закрыты все выставочные залы. Разнос в Манеже положил начало серии встреч главы партии с творческой интеллигенцией, а борьба с абстракционизмом стала новым витком прежней борьбы с формализмом, «оттепель» стремительно пошла на убыль. Но развязка у этой истории оказалась неожиданной. После свержения Хрущева Жутовский и скульптор Эрнст Неизвестный посещали опального вождя и стали его немногочисленными собеседниками. А Неизвестный сделал надгробие на могиле Хрущева. Памятник представляет собой бронзовую голову Никиты Сергеевича на фоне сложного переплетения черного и белого мрамора. Контраст этих цветов показывает противоречивость личности советского руководителя.
Мы публикуем рассказ Бориса Жутовского о посещении Никитой Хрущевым выставки в Манеже в декабре 1962 года.
Круг художников, в котором находился и я, попал тогда под разгром из-за игры случая.
Мы понятия не имели о сложившейся к этому моменту в Союзе художников ситуации: одна команда живописцев, находящаяся у власти, решила, что пора сводить счеты с другой командой, которая подошла к этой власти слишком близко, и, чтобы убивать наверняка, придумала, как воспользоваться обстоятельствами и сделать это руками первого человека в государстве.
Нас же на выставку в Манеж, открытую к 30-летию МОСХа, пригласили буквально за день до его визита, после того как мы устроили собственную выставку на улице Большая Коммунистическая в районном Доме учителя, и западные корреспонденты разгрохотали о ней на весь мир. Нам выделили в Манеже на втором этаже три зала. Там теперь кафе.
За одни сутки мы перевезли и смонтировали всю экспозицию. Всю ночь прибивали гвоздики, вешали картины, мастерили подмостки для скульптур и от избытка радости дурачились.
Уже не помню где, мы раскопали лист фанеры и, решив расставить на нем маленькие скульптуры Эрнста, разукрасили его гуашью. Потом этот лист нам чем-то не понравился, и мы спрятали его за занавеску. На следующий день, когда пришел Хрущев, кто-то из его свиты вынул эту фанеру и сказал ликуя: «Вот они какие картины рисуют, Никита Сергеевич!»
Но в эту ночь нам было неведомо, зачем нас позвали.
Часа в три утра мы разошлись по домам, а в девять собрались обратно. Ребята пошли наверх, а я остался у входа и, когда подъехал Хрущев, пристроился к его свите и ходил за ним по первому этажу, слушал, как неведомый нам замысел приводится в исполнение.
Как он орал о том, что ему бронзы на ракеты не хватает, что картошка Фалька — это песня нищеты, а обнаженное тело его дивы — это не та женщина, которой надо поклоняться. Те же, кто рядом с ним, подливали масла в огонь.
Когда подошло время к нам на второй этаж подниматься, я побежал вперед, поднялся раньше и попытался протиснуться сквозь толпу у двери. Но из-за того, что меня хватает за руку один из охранников Хрущева и шипит: «Стой здесь и не выпячивайся», я остаюсь с краю, у дверей. Через полминуты поднимается Хрущев. Он останавливается и, обняв Володю Шорца и меня за плечи, говорит: «Мне сказали, вы делаете плохое искусство. Я не верю. Пошли посмотрим». И мы втроем в обнимку входим в зал. Хрущев оглядывается по сторонам, упирается взглядом в портрет, нарисованный Лешей Россалем, и произносит сакраментальную фразу:
Вы что, господа, педерасы?»
Он этого слова не знает, потому и произносит, как расслышал. Ему кто-то нашептал его. И он думает, что, быть может, перед ним и вправду извращенцы. Мы со страха наперебой говорим: «Нет, нет, это картина Леши Россаля. Он из Ленинграда». Хотя Леша и жил и живет в Москве. Тогда Хрущев разворачивается корпусом, упирается в мою картину и медленно наливается малиновым цветом…
Все дальнейшее было глумлением. Витийством. Досталось каждому.
Моих картинок в зале было четыре. И так получилось, что на все четыре его бог вынес. Когда Хрущев подошел к моей последней работе, к автопортрету, он уже куражился:
Посмотри лучше, какой автопортрет Лактионов нарисовал. Если взять картон, вырезать в нем дырку и приложить к портрету Лактионова, что видно? Видно лицо. А эту же дырку приложить к твоему портрету, что будет? Женщины должны меня простить — жопа!
И вся его свита мило заулыбалась.
А так как я перед ним уже в четвертый раз стоял, я немного успокоился. Вдруг за плечом у Хрущева выплывает физиономия Аджубея: «Никита Сергеевич, они иностранцам свои холсты продают». И глаза у Хрущева мгновенно стали, как у неистового хряка перед случкой. Совершенно стальные. И в полной тишине он смотрит на меня. Набрав воздуха, я говорю: «Никита Сергеевич, даю вам честное слово, никто из присутствующих здесь художников ни одной картины иностранцам не продал».
По тем временам это был политический криминал. Хрущев в ответ промолчал, отвернулся, а я смотрю: где же Аджубей. Нет его. Испарился. Особое искусство придворного плебея: тявкнул — и, при всей своей грузности, исчез.
Когда Хрущев пошел в соседний зал, где висели работы Соболева, Соостера, Янкилевского, я вышел в маленький коридорчик перекурить. Стою рядом с дверью, закрыв ладонью сигарету, и вижу, как в коридор выходят президент Академии художеств Серов и секретарь правления Союза художников Преображенский. Они посмотрели на меня, как на лифтершу, и Серов, обнимая Преображенского, говорит: «Как ловко мы с тобой все сделали! Как точно все разыграли!» Вот таким текстом. И глаза на меня скосили. У меня аж рот открылся. Я оторопел. От цинизма.
Из второго зала Хрущев выскочил довольно быстро. Я там не был, знаю только, что после того, как Юло Соостер сказал ему, что просидел семь лет в лагере, Хрущев на некоторое время замолчал. Обратно он вышел несколько притихший, и в воздухе появилось ощущение финала.
А Эрнст Неизвестный все это время зверюгой ходит. Он небольшого роста, черноглазый и дико активный. Крайне максималистичен. Вожак. Поняв, что, быть может, это действительно финал, он встал перед Хрущевым и говорит: «Никита Сергеевич, вы глава государства, и я хочу, чтобы вы посмотрели мою работу».
Хрущев от такой формы обращения оторопел и недоуменно пошел за ним в третий зал. А на лицах чиновников по отношению к Эрнсту засияли безмерное уважение и восторг.
Как только Хрущев увидел работы Эрнста, он опять сорвался и начал повторять свою идею о том, что ему бронзы на ракеты не хватает. И тогда на Эрнста с криком выскочил Шелепин: «Ты где бронзу взял? Ты у меня отсюда никуда не уедешь!» На что Эрнст, человек неуправляемый, вытаращил черные глаза и, в упор глядя на Шелепина, сказал ему: «А ты на меня не ори! Это дело моей жизни. Давай пистолет, я сейчас здесь, на твоих глазах, застрелюсь».
Выходили мы с выставки с таким чувством, будто у выхода нас ждут «черные воронки».
Двое из нас, Эрнст и я, побывали на последовавших за выставкой трех встречах Хрущева с интеллигенцией на Ленинских горах и в Свердловском зале московского Кремля. Они проходили ничуть не лучше, и ощущение от них оставалось такое же, как и от первой встречи: бесконечного свинства.
Много лет спустя Хрущев пригласил меня на день рождения, уже будучи снят и живя почти безвылазно на даче. И когда мы оттуда уезжали с женой, то он, пожимая мне руку на прощанье, сказал:
Ты на меня зла-то не держи. Как я туда попал? Я не знаю. Я же не должен был туда ехать. Я же глава государства! Кто-то меня туда завез. И хожу я по этой выставке, а кто-то из больших художников (в его понимании) шепчет мне на ухо: «Сталина на них нет!» Я на него так разозлился! А потом стал кричать на вас. А потом люди этим воспользовались».
В шапке: Никита Хрущев на выставке, посвященной 30-летию МОСХ в Манеже, 1962 год. Фото журнала «Огонек» №15.1989 г.
При публикации настоящего материала на сторонних ресурсах использование гиперссылки с указанием ресурса kremlinhill.com обязательно!
© 2018-2022. «Кремлевский холм. Страницы истории». Все права защищены.
КРЕМЛЁВСКИЙ ХОЛМ. Страницы истории 