В середине 1970-х годов внимание всей планеты было приковано к Португалии. Страна сумела сохранить колонии дольше, чем какая-либо другая европейская держава. Ныне маленькая, в ту пору она владела обширными территориями в Африке и не собиралась предоставлять им независимость до тех пор, пока в 1974 году группа военных не предприняла в Лиссабоне попытку переворота. Путч получил поддержку населения столицы и вошел в историю как «Революция гвоздик».
Последняя революция в Европе и единственная, случившаяся во второй половине XX века, стала «первой цветной». На ней обкатывались методы управления общественным мнением и политическим развитием, которые в дальнейшем были растиражированы в восточноевропейских странах.
В результате «Революции гвоздик» к власти в Португалии, где почти полвека правил диктаторский режим Антониу Салазара и его преемника Марселу Каэтану, могла прийти Компартия. Выйдя из подполья, она провозгласила целью построение социализма, и ее представители вошли в переходное правительство. СССР приветствовал движение Португалии в этом направлении, но США не собирались отпускать в соцлагерь страну, входившую в НАТО. Это означало бы легитимацию коммунистов в Италии, Франции, Испании, Греции и возможность их участия в правительстве. Госсекретарь Генри Киссинджер склонялся к тому, чтобы ввести в Португалию войска и преподать другим странам юга Европы показательный урок.
О драматических событиях, которые не сходили с первых полос газет и с экранов телевизоров всего мира, подробно повествует книга Андрея К. Полякова «Португалия. Полная история страны»*. В монографии впервые на русском языке в деталях представлен весь длинный путь самого западного государства Европы — от появления на его территории 1,2 млн лет до нашей эры первых людей до президентских выборов 2021 года. Перипетиям жарких полутора лет, с апреля 1974 по ноябрь 1975 года, когда Португалия искала свое новое место в мире и отчаянно кренилась то влево, то вправо, посвящены три объемные главы книги. Они позволяют шаг за шагом проследить за тем, как Вашингтону удалось повернуть неблагоприятное для него развитие событий и направить их в нужное ему русло, понять, как и почему Португалия из возможных вариантов выбрала именно тот путь, по которому она пришла в XXI век и которым продолжает следовать до сих пор.
Весенний символ
«Революция гвоздик» произошла в ночь на 25 апреля 1974 года. Революция долго планировалось, но название, облетевшее весь мир, возникло по воле случая, отмечается в книге Андрея К. Полякова.
В то весеннее утро некоторые из восставших имели броские опознавательные знаки, на которые невозможно было не обратить внимание. Винтовки и автоматы военных украшали ярко-красные гвоздики. Дело в том, что 25 апреля готовился отпраздновать первую годовщину один из лиссабонских ресторанов. Хозяин закупил для раздачи клиентам сотни самых дешевых цветов — гвоздик. Но о работе в такой день не могло быть и речи. Сотрудников распустили, вручив им цветы, чтобы зря не пропадали.
Работница ресторана Селеште Каэйру по дороге домой наткнулась на военную колонну. «Мы едем арестовывать Марселу Каэтану. Это революция!», — пояснил сидевший на бронеавтомобиле военный в ответ на вопрос о том, что происходит, и попросил закурить.
Селеште не курила, магазины и лавки не работали. Желая как-то подбодрить солдата, она встала на цыпочки и протянула ему красную гвоздику. «Возьмите, если хотите, эти гвоздики — для всех», — предложила она. Военный вставил цветок в дуло винтовки, потом взял еще несколько, передал товарищам. Бронеавтомобиль двинулся дальше по узкой улочке, а Селеште стала раздавать гвоздики солдатам. Ее примеру последовали другие жители столицы, благо в апреле этих цветов в Португалии в избытке. С тех пор апрельские события стали ассоциироваться с гвоздиками.
«Революция гвоздик» победила быстро и почти бескровно. Военных поддержали жители столицы и уже к вечеру 25 апреля было понятно, что режим Салазара-Каэтану пал, а на смену ему грядет нечто кардинально новое.
Мир приветствовал смену режима в Португалии, подчеркивается в книге Андрея К. Полякова. Это сделали как партнеры по НАТО, которые неприязненно относились к государству Салазара, претендовавшему на уникальность и определенную долю самостоятельности, так и социалистические страны, которые диктатор считал злейшими врагами и с которыми отказывался поддерживать даже формальные отношения. Каждый лагерь надеялся, что теперь Португалия будет дрейфовать в его направлении.
Уже в первую неделю новые власти признали США, Великобритания, Германия, Испания, Бразилия. В июне были восстановлены дипломатические отношения с СССР, разорванные после Великой октябрьской социалистической революции и отсутствовавшие больше полувека. В Советском Союзе до конца его существования свержение режима Салазара-Каэтану считалось главным событием многовековой португальской истории и одним из крупных событий всемирной истории XX века.
В страну вернулись лидеры запрещенных партий, в том числе генеральный секретарь Португальской компартии Алвару Куньял и руководитель Социалистической партии Мариу Соареш. 1 мая 1974 года они вместе выступили в Лиссабоне на грандиозном митинге, собравшем сотни тысяч человек. Средства массовой информации захлестнула левая риторика.
«В тот упоительный майский день, день единения левых политических сил и их сторонников, казалось, что самое трудное уже позади, но чувство было обманчивым… Схватка за то, кто и как распорядится плодами «Революции гвоздик», только начиналась», — подчеркивает Андрей К. Поляков. В следующие полтора года Португалия мучительно корчилась от ярко разгоревшегося костра острейшей политической борьбы, которую вели множащиеся как грибы партии. Дровишки в огонь подбрасывали из-за рубежа.
Сражение на всех фронтах
Борьба за путь, который новая Португалия изберет после революции, шел на трех уровнях, отмечается в книге. Первым уровнем было Движение вооруженных сил (ДВС). Его участники совершили «Революцию гвоздик», публично объявили о своей ответственности за ее результаты и считали себя вправе контролировать политические институты и вмешиваться в проводимый ими курс.
Но ДВС никогда не было идеологически однородным. В силу обстоятельств, приведших к возникновению движения, в него вошли офицеры с различным видением будущего. Поначалу «капитанов апреля» объединяли конкретные цели: защита корпоративных прав и привилегий офицерства, а затем — свержение правительства Каэтану. После их достижения противоречия неизбежно стали обостряться и прорываться наружу.
В организации возникли четыре фракции. Самую консервативную составляли сторонники президента Спинолы. Они стремились не допустить полевения страны и проведения в ней социалистических преобразований, сохранить колониальные владения.
Умеренные по своим взглядам были близки к социалистам и следовали социал-демократическим курсом. Их идеологом был майор Мелу Антунеш.
Левые примыкали к коммунистам и придерживались марксистских воззрений. Среди них выделялся полковник Вашку Гонсалвеш.
Ультралевые увлекались идеями Мао Цзе Дуна, Льва Троцкого и албанского правителя Энвера Ходжи. «Они были бы обречены на роль экзотических отщепенцев, если бы им не помогали влиятельные круги, рассчитывая использовать в борьбе с коммунистами, и во главе их не стоял популярный и яркий герой революции Отелу де Карвалью», — констатирует Андрей К. Поляков.
Вторым уровнем, на котором шла борьба за будущее, была внутриполитическая арена. После снятия ограничений, существовавших во времена Салазара, в стране появились десятки партий, представлявших весь спектр мнений и убеждений: от крайне левых — до крайне правых.
В-третьих, за политическим процессом пристально следили за рубежом. Крупные страны — США, СССР, Германия, Великобритания, Франция, Испания — каждая по-своему стремились взять под контроль ход событий, подталкивая их в желательном для себя направления. «Широкий выбор португальских партнеров и их готовность опереться на иностранных союзников давали для этого благоприятные возможности», — отмечается в книге.
Борьба велась не только за метрополию, но и за колонии, что серьезно повышало геополитические ставки. Португалия, которая после ухода поколения героев эпохи Великих географических открытий Васко да Гамы и Афонсу де Албукерке на века ушла в тень и привыкла к прозябанию на периферии, неожиданно очутилась в центре соперничества двух мировых систем: социалистической и капиталистической.
Мариу хочет стать Супермариу
«Медовый месяц» революции длился неделю. На следующий день после первомайской демонстрации лидер Соцпартии Мариу Соареш пришел в посольство США. В беседе с американским послом он предупредил об опасности прихода к власти коммунистов, предложил свои услуги, сообщил о мечте поехать в США и встретиться с госсекретарем Генри Киссинджером.
«Соареш видит Соцпартию единственной силой в стране, способной противостоять коммунистам, которые, как он убежден, располагают полной поддержкой со стороны Советского Союза, — сообщал американский посол в Госдепартамент о содержании беседы. — Я знаю Мариу Соареша много лет и вполне в нем уверен. Нам следует предоставить Соцпартии организационную и техническую помощь в надежде, что правительство с ее участием даст Западу наибольшие перспективы».
Когда составлялась эта дипломатическая депеша, Мариу Соареш уже отбыл в поездку по европейским странам, чтобы заручиться поддержкой у деятелей социал-демократического толка, говорится в книге. Его собеседниками были премьер-министр и глава МИД Великобритании Гарольд Вильсон и Джеймс Каллагэн, немецкий канцлер Вилли Брандт и, разумеется, глава Социалистической партии Франции «друг Миттеран». Всех собеседников португальский политик заверил в своей приверженности демократии и в том, что его страна выполнит международные обязательства, особенно те, которые касаются членства в НАТО.
«Лихорадочные метания Мариу Соареша, фейерверк его встреч и заявлений производили впечатление излишней суеты, непоследовательности и неразборчивости, — отмечает Андрей К. Поляков. — В действительности, все действия политика были подчинены простой и ясной цели, естественной для человека, избравшего его профессию, — взобраться на вершину власти. Для этого было необходимо чтобы Соцпартия стала правящей, для чего требовалось отодвинуть в сторону Компартию, игравшую на том же левом фланге политического поля».
Задача представлялась архисложной. Компартия была крепким, отлаженным механизмом, проверенным и закаленным в горниле длительной подпольной борьбы. Как только пал режим Каэтану, она начала действовать, представ сплоченной, дисциплинированной организацией, четко осознающей свои цели и задачи, имеющей крепкие позиции в профсоюзном движении и поддержку СССР.
Соцпартия, созданная за рубежом как клуб политэмигрантов, пребывала в стадии формирования. Ей еще только предстояло отстроить свою структуру в Португалии. Соареш надеялся, что за время переходного периода он успеет это сделать с помощью многочисленных зарубежных друзей. У него были прочные позиции в Социалистическом интернационале. В поддержке западноевропейских социалистических и социал-демократических партий, многие из которых возглавляли правительства в своих странах, можно было не сомневаться.
Особое внимание Соареш придавал установлению отношений с США. «Американцы не имели ничего общего с социалистами и социал-демократами, зато обладали мощными ресурсами и были заинтересованы в сохранении авиабазы на Азорских островах. — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Лидер Соцпартии прилагал максимум усилий, чтобы убедить их сделать ставку на него как на самого надежного и единственного партнера, который сумеет не допустить прихода коммунистов к власти».
На публике Соареш представал в качестве союзника Компартии. Его лицо появлялось рядом с Куньялом, он участвовал везде, где только можно было собрать публику. «В первые месяцы после революции он считал Компартию самой популярной организацией и делал все, чтобы погреться в лучах ее славы и застолбить за собой в глазах избирателей образ не менее важного борца с режимом Салазара-Каэтану, — указывает Андрей К. Поляков. — Летом 1974 года лозунг был таков: «Социалистическая партия — марксистская партия!» Одновременно за кулисами лидер социалистов последовательно работал на подрыв позиций коммунистов».
Соареша долго недооценивали, но он не опускал руки, а продолжал настойчиво продвигал себя в качестве респектабельной демократической альтернативы режиму Салазара и коммунистам и пользовался любой возможностью, чтобы напомнить о своем существовании. Постепенно лидера Соцпартии стали воспринимать как одну из ключевых фигур португальской политической сцены. Когда 16 мая 1974 года временный президент страны Антониу де Спинола, днем ранее принявший присягу в качестве главы государства, объявил состав первого временного правительства, в нем фигурировали три социалиста, в том числе Мариу Соареш, который получил пост министра иностранных дел. Это было наибольшее партийное представительство. По два поста заняли члены Компартии и правой Народно-демократической партии. Последнюю только что, 6 мая, основал Франсишку де Са Карнейру. Еще один пост достался представителю Португальского демократического движения. Других партий в стране еще не существовало. Остальные места получили независимые.
Позднее Мариу Соареш писал, что на включении коммунистов настоял он, заявив, что в противном случае откажется от участия в правительстве. Целью была компрометация Компартии в глазах избирателей. «Мы хотели, чтобы министром труда стал коммунист, — пояснил он. — Мы справедливо полагали, что коммунисты смогут сдержать радикализм португальского общества, который после почти полувека диктатуры пошел в рост. Такова была их историческая роль. Такая же, как у Французской компартии после освобождения».
9 июня 1974 года в Лиссабоне и Москве было опубликовано совместное коммюнике об установлении дипотношений между Португалией и СССР. Они были разорваны еще в 1918 году. Вскоре была основана Ассоциация Португалия — СССР во главе с адвокатом и литератором, сооснователем Ассоциации португальских писателей Алешандре Бабу. Ее членами стали тысячи португальцев. До конца года в Москве побывали несколько официальных делегаций. В декабре было подписано торговое соглашение, а также соглашения о воздушном сообщении и морском судоходстве.
Прощай, колонии!
К этому времени в Португалии сменилось уже не одно правительство. Первое, как и положено после революции, просуществовало недолго. 18 июля был приведен к присяге второй кабинет, который возглавил кандидат ДВС, представитель левого крыла бригадный генерал Вашку Гонсалвеш. В его составе остались Алвару Куньял и Мариу Соареш. В первой же речи Вашку Гонсалвеш заявил о признании права колониальных народов на самоопределение вплоть до независимости, о чем за два месяца так и не отважился сказать временный президент Антониу де Спинола. Теперь это стало официальной позицией.
Переговоры, которые вел с лидерами национально-освободительных движений Мариу Соареш, показали, что африканцы не примут другого варианта, кроме полного отделения от метрополии. В конце августа правительство Вашку Гонсалвеша признало независимость Гвинеи Бисау. 7 сентября был подписан договор с Фрелимо, по которому через год, 25 сентября 1975 года, была провозглашена Народная Республика Мозамбик. 5 июля 1975 года на карте появилась Республика Кабу-Верде, а 12 июля — Демократическая Республика Сан-Томе и Принсипи. В Анголе вооруженную борьбу против колонизаторов и между собой вели три национально-освободительных организации: МПЛА, которой помогал СССР, ФНЛА, опиравшаяся на Китай и Заир, и УНИТА, заручившаяся поддержкой ЮАР. В Анголе разгорелась гражданская война, завершившаяся победой МПЛА, и независимость была провозглашена только 11 ноября 1975 года.
Таким образом, к концу 1975 года Португалия сохранила единственное владение — Макао. Город-остров у южного побережья Китая, где португальцы имели факторию с начала XVI века, получил административную и экономическую автономию, но остался в составе страны.
За 13 лет колониальных войн в Африке в армию были мобилизованы почти миллион португальцев, то есть каждый четвертый мужчина. По данным генштаба, более 8,8 тысяч них погибли, около 25 тысяч получили ранения.
«Поспешная деколонизация привела к тяжелым последствиям, — пишет Андрей К. Поляков. — Португалия в одночасье потеряла важный рынок сбыта и источник сырья, в том числе нефти. Для португальцев заморские земли имели особую цену. Туда можно было поехать, чтобы попытаться начать новую жизнь, там делались состояния, там воплощались мечты, там белые были хозяевами. Там не было такого сильного социального расслоения, нравы были проще и свободней».
Но едва ли не самым болезненным оказалось бегство португальских колонистов на историческую родину. «К власти пришли национально-освободительные движения, против которых колонизаторы почти полтора десятилетия вели войну, — отмечает Андрей К. Поляков. — Прежняя жизнь стала невозможной. На историческую родину хлынули потоки беженцев. За год число реторнадуш (возвращенцев) превысило полмиллиона. Для страны с 10-миллионым населением столь массовый исход стал тяжелейшим испытанием… Озлобленные беженцы, побросавшие в колониях имения, дома, машины, слуг, нуждались в материальной помощи и трудоустройстве… «Возвращенцы» ненавидели ДВС, считали «капитанов апреля» предателями родины. Бывшие колонисты стали опорой правых партий: Народно-демократической и особенно основанного в июле 1974 года национал-консервативного Социально-демократического центра, в рядах которого состояли сторонники режима Салазара-Каэтану».
Серьезным вызовом было сокращение численности армии, непомерно разросшейся в ходе колониальных войн. Она насчитывала 217 тысяч военнослужащих. По отношению к численности населения это больше, чем состояло в вооруженных силах Великобритании или Франции во время их колониальных кампаний, или в армии США в период войны во Вьетнаме.
Правые начинают и проигрывают
Между тем, финансовые проблемы нарастали. В июле Всемирный банк отказал в кредите на 400 миллионов конту, что примерно соответствовало 2 миллиардам долларов. «Рост цен на продукты питания и товары первой необходимости съедал прибавки к жалованию, а революционные ожидания настраивали на непременное и постоянное улучшение условий жизни, — отмечается в книге. — По стране катился вал забастовок. Теперь они были законными».
Временный президент Спинола перешел в контратаку. Он призвал провести 28 сентября демонстрацию «молчаливого большинства». Противники левого правительства, создавшие к тому времени несколько правых партий, активно занялись ее подготовкой. Банки оказали им финансовую поддержку, а средства массовой информации разрекламировали предстоящее событие как едва ли не самое судьбоносное за все века существования государства. Обстановка быстро нагнеталась, и накануне демонстрации напоминала сводки о боевых действиях. В Лиссабоне начались стычки между сторонниками президента и правительства.
ДВС подняло верные части, Компартия, другие левые партии и профсоюзы мобилизовали своих сторонников. Они оперативно организовали блок-посты на дорогах, ведущих в столицу. Сплошная поверка въезжавших автомобилей выявила целый арсенал огнестрельного и холодного оружия. «Демонстрация молчаливого большинства» не состоялась.
Провал попытки правых сил взять реванш усилил позиции левого крыла в ДВС. Из Совета национального спасения и правительства были выведены сторонники Спинолы. 30 сентября президент ушел в отставку, пообещав стране в прощальной речи «неминуемые кризис и хаос». Освободившееся кресло занял генерал Франсишку да Кошта Гомеш. В тот же день было приведено к присяге третье временное правительство. Вашку Гонсалвеш остался премьер-министром, сохранили посты Алвару Куньял и Мариу Соареш.
Тем временем, социально-экономические проблемы продолжали нарастать. Росла безработица, падали переводы эмигрантов и поступления от туризма — две важнейшие статьи доходов, в прежние годы позволявшие не сводить баланс с дефицитом. Были заморожены цены на основные продукты питания и услуги.
Левые обвиняли в ухудшении экономического положения крупный капитал, который, безусловно, не горел желанием прийти им на помощь. На повестку дня встала борьба с саботажем. В ноябре был издан декрет, разрешавший вмешиваться в управление частными компаниями, если возникали сомнения в том, что ими руководили должным образом.
Полевение правительства и усиление роли ДВС в управлении страной вызывали все большее беспокойство как у традиционно важных для Лиссабона Бразилии и Испании, где у власти по-прежнему находились правые авторитарные режимы, так и у союзников по НАТО, прежде всего — США.
США выходят из тени
Переворот в Лиссабоне американские спецслужбы и дипломаты проспали, констатируется в книге. Когда Вашингтон оказался лицом к лицу с новой реальностью, его первой заботой стала судьба военной базы на Азорских островах. После победы «Революции гвоздик» американцы начали просчитывать возможные места ее новой дислокации. Рассматривались Сенегал, Бразилия, Испания, Кабу-Верде… С точки зрения стратегического положения, новые варианты выглядели не столь привлекательно. Консульство США на Азорах вступило в контакт с местными правыми сепаратистами. Прорабатывался сценарий, предусматривавший их поддержку и признание независимости островов. Он был оставлен на крайний случай.
До отставки Спинолы Вашингтон занимал выжидательную позицию. Недовольство вызывало лишь включение в состав правительства коммунистов. Госсекретарь США Генри Киссинджер прекрасно понимал вынужденность привлечения Компартии к власти, необходимость переложить на нее часть ответственности за ухудшение социально-экономических условий, но даже самые разумные объяснения не могли устроить его в принципе. «Наибольшую озабоченность США в данный момент вызывает Португалия», — заявил он в июле 1974 года в интервью бразильской газете «Трибуна да импренса».
Глава американского дипломатического ведомства смотрел на происходящее с глобальных позиций. В начале 1970-х годов расстановка сил на международной арене складывалась для Запада неблагоприятно. «Киссинджер опасался, что выход из капиталистического лагеря маленькой Португалии мог нарушить всемирное равновесие, став самым слабым звеном в цепи, той самой неустойчивой костяшкой домино, падение которой увлечет за собой других и приведет к кардинальным изменениям на всем Европейском континенте, — поясняет Андрей К. Поляков. — Он хотел четко показать Португалии, а заодно Италии, Франции, Греции, Испании, где также были многочисленные компартии, что страна НАТО с коммунистами в правительстве не может рассчитывать на нормальные отношения с США». Позднее в мемуарах Киссинджер так обосновал свою позицию: «Опасность в Португалии усугубляло то обстоятельство, что одновременно христианские демократы в Италии под руководством Альдо Моро рассматривали возможность сформировать коалицию с Итальянской коммунистической партией, так называемый исторический компромисс… Если коммунисты займут место в любой из этих стран, это создаст ощущение неизбежности и облегчит включение коммунистов в правительства других стран НАТО. В условиях, когда Западный мир шатается от энергетического кризиса, на американское руководство легла тень от Уотергейта и протестов против Вьетнама, а советские лидеры подчеркивают изменение в «соотношении сил», феномен еврокоммунизма в Западной Европе может стать опасной тенденцией… Одно ясно: влияние компартий на Западе неприемлемо, какова бы ни была их умеренность или степень их независимости от России»**.
Карлуччи против Киссинджера
Америка перешла в контратаку. В ноябре США назначили нового посла Фрэнка Карлуччи, который прибыл в Лиссабон в январе 1975 года и первым делом сменил весь дипсостав. «Морской офицер, выпускник Принстонского университета специализировался на деятельности по изменению политических режимов и возвращению взбунтовавшихся стран в русло следования американским интересам,- пишет Андрей К. Поляков. — Он искренне полагал, что все, что хорошо для Америки, просто обязано быть хорошо и для любого другого государства».
Чтобы повернуть курс, которым следовала Португалия, Карлуччи сделал ставку на поддержку всех антикоммунистических организаций. Крайне правые и крайне левые поощрялись на совершение враждебных акций против коммунистов, а респектабельным и умеренным партиям оказывалась помощь в расчете на получение ими максимального результата на обещанных ДВС выборах.
В Лиссабон Карлуччи попал, поработав в Белом доме под началом будущего министра обороны Дональда Рамсфелда. Помощь бывшего шефа и его связи послу пригодились в противостоянии с Киссинджером. Госсекретарю положение казалось безнадежным. Он полагал, что Португалия уже потеряна и непременно окажется в социалистическом лагере. Вашку Гонсалвеша госсекретарь считал коммунистом и иронично добавлял, что в партию тот не вступает исключительно по причине скупости, чтобы не платить членские взносы. Перед лицом неизбежного Киссинджер предлагал организовать военное вторжение и превратить страну в устрашающий пример, чтобы, как он выразился, Португалия «послужила прививкой» для населения южных стран Европы, где также были сильны компартии и не исключалась возможность их прихода к власти.
Карлуччи думал иначе. Он был убежден, что, опираясь на «умеренных», то есть Социалистическую партию, положение можно спасти и без интервенции. «Не использовать военную силу, чтобы удержать выходящую из-под контроля страну в своем фарватере, было крайне желательно, — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Это позволяло избежать политических издержек для образа США на международной арене, который в начале 1970-х годов и без того был изрядно запятнан».
Руководство социалистов во главе с Мариу Соарешем мгновенно нашло с американским послом общий язык. Лидер Соцпартии стал частым гостем на верхнем этаже резиденции американского посла, где в кабинете, защищенном от прослушивания, он мог свободно обсуждать любые темы.
Страна левеет на глазах
Ход событий в Португалии не мог не внушать в Вашингтоне тревоги. 11 марта 1975 года сторонники Спинолы предприняли попытку переворота. По подозрению в участии в заговоре были арестованы больше сотни военных. Спинола вместе с женой и полутора десятками офицеров на вертолетах бежал в Испанию. Попытка путча, предпринятая правыми, развязала руки левому крылу ДВС и дала зеленый свет радикальным реформам, направленным на построение «португальского социализма». Новое общество предполагалось строить не только и не столько по лекалам СССР и других восточноевропейских стран, сколько с учетом опыта латиноамериканских и африканских государств социалистической ориентации, таких как Куба, Чили, Алжир.
Вечером 11 марта собралась Ассамблея ДВС во главе с президентом страны Коштой Гомешем. Некоторые военные пришли с оружием. Раздавались призывы по горячим следам поставить к стенке всех офицеров, участвовавших в попытке путча, но они не встретили понимания у большинства.
Дальнейшие события вошли в историю как «жаркое лето» — самое длинное лето в истории, захватившее большую часть весны и осени. Первые судьбоносные решения были приняты уже в следующие недели. 14 марта президент Кошта Гомеш подписал декрет о создании Революционного совета, который стал высшим законодательным, судебным и исполнительным органом страны. В марте правительство Вашку Гонсалвеша утвердило предложенную Ассамблеей ДВС национализацию банков и страховых компаний. В апреле был издан декрет о национализации основных отраслей экономики.
Национализация затронула большой бизнес. Средние и мелкие фирмы государство брало под контроль только в случае возникновения угрозы их банкротства. В стороне остались и иностранные компании. Их филиалы продолжали работать на прежних правах. Португальские власти учли свежий опыт Чили, где попытка стряхнуть с себя зависимость от иностранного капитала закончилась плачевно.
Север и юг — понятия политические
25 апреля 1975, ровно год спустя после «Революции гвоздик», состоялись выборы в Учредительное собране. Явка составила почти 92 процента. Такого энтузиазма страна никогда больше не испытывала. Наибольшее представительство в Учредительном собрании получила Соцпартия, набравшая почти 38 процентов. Вторую по численности фракцию сформировала Народно-демократическая партия, за которую проголосовали больше 26 процентов избирателей. Третьими стали коммунисты с 12,5 процентами, четвертыми — Социально-демократический центр с 7,6 процентами. «Выборы показали, что большинство португальцев выступали за построение социализма, — констатирует Андрей К. Поляков. — В то же время, результаты голосования свидетельствовали о предпочтении электоратом умеренного социал-демократического варианта, с которым ассоциировалась Соцпартия».
Поддержка населением правых и левых партий имела четко выраженное территориальное деление, отмечается в книге. Народные демократы и Социально-демократический центр господствовали на севере, социалисты — в центре и на юге, коммунисты — в промышленных пригородах Лиссабона и в южной провинции Алентежу. В целом, такая расстановка сил, при которой север достается правым, а юг — левым, сохраняется до сих пор.
Север, где проживало две трети населения, традиционно считался самой консервативной частью страны. Промышленность там, в основном, состояла из мелких и средних предприятий и мастерских, где господствовали патриархальные отношения. Крестьяне или имели собственные наделы, или брали землю в долгосрочную аренду. Трудящиеся крепко держались за собственность и работу. Многие оставались на одном месте всю жизнь.
Большинство южан, живших в сельской местности, трудились наемными сезонными рабочими у латифундистов. 6 процентов собственников владели 73 процентами земли. Батраки не были привязаны к определенному участку земли, так же, как и рабочие — к своему станку. Крупнейшие заводы и фабрики тоже были на юге. Их работники массово состояли в мощных, боевитых профсоюзах, которые после революции стремились диктовать хозяевам свои правила. Существенная часть жителей крупных городов и Алентежу не были верующими.
На севере продолжала пользоваться беспрекословным влиянием Католическая церковь, с которой у ДВС отношения не сложились. В 1975 году север стал оплотом сил, боровшихся с левым крылом ДВС и Компартией силовыми методами. После провала путча 11 марта там начало действовать вооруженное Демократическое движение за освобождение Португалии Спинолы, состоявшее из кадровых военных. В координации с ней выступала террористическая организация Армия освобождения Португалии, составленная с помощью бывших сотрудников политической полиции Салазара ПИДЕ. Она имела легальное представительство в Мадриде. Кроме того, по благословению Католической церкви возникло Движение Марии да Фонте, названное в честь героини крестьянского восстания XIX века. Оно привлекло в свои ряды тысячи сельских жителей и стало массовым.
Рукотворное жаркое лето
Апогей противоборства пришелся на июль-август. В эти месяцы три ультраправые экстремистские организации совершили сотни акций, среди которых были взрывы бомб, убийства левых активистов, погромы и поджоги отделений Компартии, избиения ее членов и сторонников. Страна оказалась на грани гражданской войны. На юге Компартию атаковали с противоположного фланга. Бурную деятельность развили ультралевые группировки типа Революционной партии пролетариата — Революционные бригады и Лиги революционного союза и действия. «У них неожиданно появились значительные финансовые средства, позволявшие проводить широкие рекламные кампании и дискредитировать левую политику сверхрадикальными лозунгами, представлявшими ее в абсурдном, глупом и отталкивающем виде», — констатируется в книге.
Соцпартия тоже активизировалась. Победа на выборах в Учредительное собрание еще не означала окончательного перелома, так как коммунисты располагали поддержкой части военных, а политика правительства Вашку Гонсалвеша шла в их русле. Киссинджер назвал эти выборы «конкурсом, не имеющим значения». Мариу Соареш с таким выводом согласился.
Социалисты отмежевывались от союза с Компартией, которая не раз его предлагала, шли на обострение, раздували противоречия, изыскивали конфликты, делая все, чтобы любые формы сотрудничества стали невозможны. Так, 1 мая 1975 года Мариу Соареш демонстративно покинул стадион во время праздничного митинга и провел собственный, обвинив ДВС и Компартию в том, что его изгнали с трибуны.
На международной арене тучи сгущались давно. НАТО перенесла на более поздний срок заседание Группы ядерного планирования, объяснив это опасением утечки информации из-за присутствия коммунистов в португальском правительстве. Президент Кошта Гомеш был вынужден уведомить Госдепартамент о приостановке участия в этом руководящем органе альянса. Лиссабон боялся, что не сегодня — завтра его настоятельно попросят покинуть и саму организацию. Уверения португальских политиков о приверженности международным обязательствам не принимались.
На Азорских островах внезапно буйно расцвели сепаратистские настроения. В апреле в Лондоне был создан Фронт освобождения Азор. В мае на саммите НАТО президент США Джеральд Форд прозондировал у европейских коллег почву относительно их реакции на поддержку американцами независимости архипелага. В июле административный центр островов Понта-Делгада сотрясла многотысячная манифестация сторонников отделения. В августе было создано вооруженное крыло фронта, разгромлены местные отделения левых партий.
«Европейцы были не в восторге от американской затеи поддержать азорских сепаратистов, — поясняет Андрей К. Поляков. — Они считали, что такие резкие недружественные шаги лишь усилят позиции коммунистов и подтолкнут страну в объятия СССР. В Европе предпочитали действовать тоньше, не прибегая к военной силе».
Осторожный Брежнев
В июле Совет министров ЕЭС обусловил предоставление кредитов прогрессом Португалии на пути построения «настоящей демократии». Работа велась и с СССР. Советскому руководству намекали, что поведение Москвы на португальском направлении будет рассматриваться как доказательство серьезности намерений и приверженности развитию добрых отношений с Западом в целом.
В августе 1975 года в Хельсинки предстояло подписание Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Советское руководство считало его ключевым документом, подводившим правовую основу под достижения политики разрядки международной напряженности и создававшим условия для мирного сосуществования государств с различным общественным строем. Иными словами, закреплявшим сложившееся соотношении сил в Европе, узаконивавшим существование социалистических стран и превращавшим их в такие же полноправные субъекты международного сообщества, как и капиталистические.
«Рисковать обострением отношений со всей Западной Европой советское руководство не собиралось, — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Это стало очевидно в октябре, когда президент Кошта Гомеш совершил четырехдневный визит в СССР. В ходе беседы с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым генерал, прошедший военную стажировку в США, попытался объяснить советскому руководителю причины, по которым его страна продолжает оставаться в западных структурах, и встретил полное понимание. Более того, Леонид Ильич сам четко обосновал гостю, почему Португалии и дальше следует оставаться в орбите Запада. В качестве доводов он привел ее географическое положение, членство в НАТО, приверженность подавляющего большинства жителей католичеству. Напомнив, что Хельсинкский заключительный акт предусматривает сохранение баланса сил между НАТО и Организацией Варшавского договора, а выход Португалии из западного военного блока может нарушить равновесие, генсек расценил такую возможность как негативный сценарий».
Когда Кошта Гомеш беседовал с Брежневым, Вашку Гонсалвеш уже не был премьер-министром. Глава правительства не пережил «жаркого лета». Его последний кабинет пал в конце августа в результате борьбы в руководстве ДВС.
Бомба девяти
7 августа был обнародован «Документ девяти» — манифест умеренного крыла ДВС, объявивший о несогласии с политикой правительства. В нем отвергались как «модель социалистического общества по типу восточноевропейской» для которой характерен «бюрократический дирижизм, типичный для тоталитарных режимов», так и западноевропейская социал-демократическая модель, потому что «португальские проблемы не могут быть преодолены воспроизведением классических схем развитого капитализма». Документ призывал к построению социалистического общества «в условиях политического плюрализма» с сохранением «свобод, прав и основных гарантий». В нем осуждались чрезмерно быстрые темпы национализации, предлагалось укреплять отношения с ЕЭС.
Посол США Фрэнк Карлуччи знал о содержании «Документа девяти» заранее. Он регулярно встречался с его автором Мелу Антунешем — одним из идеологов ДВС. Американский дипломат сразу высоко оценил потенциал «документа». «Несмотря на революционную риторику и отрицание западноевропейской социал-демократии, в нем, по сути, содержался призыв идти именно этим путем, — отмечает Андрей К. Поляков. — «Документ девяти» отвергал восточноевропейскую модель во главе с СССР и возвращал Португалию в лоно коллективного Запада во главе с США». Карлуччи назвал заявление «бомбой» и отправился в Вашингтон убеждать Киссинджера в том, что у Португалии есть шанс.
8 августа в парижской газете «Либерасьон» появилось «Письмо к португальскому народу» бывшего агента ЦРУ Филипа Эйджи. В нем он уверял, что в ближайшие месяцы США будут стремиться создать в стране обстановку хаоса, чтобы обвинить в этом левых и привести к власти своих союзников из числа «умеренных» военных и политиков.
14 августа ультралевая фракция ДВС обнародовала свой документ, в котором раскритиковала как «Группу девяти», так и коммунистов. 29 августа ЦРУ подготовило меморандум под красноречивым названием «На шаг ближе к гражданской войне». Он стал итогом командировки в Португалию заместителя директора разведывательной организации Вернона Уолтерса. Не исключая скатывания страны к полномасштабному вооруженному конфликту, меморандум оставлял возможность для мирного урегулирования, уповая на «антикоммунистическую фракцию Мелу Антунеша». Рассчитывали США и на социалистов. Мариу Соареш попросил Уолтерса о понимании и политической поддержке, а тот счел, что с помощью Соцпартии возможно контролировать обстановку.
Обстановка накалилась до предела. В сентябре, октябре и ноябре все политические силы предпринимали максимум возможного, чтобы склонить победу на свою сторону. Некоторые акции поражали, хотя португальцы за эти горячие полтора года, казалось бы, должны были привыкнуть ко всему. Протесты собирались по любому поводы, вплоть до митингов студентов против оценок и экзаменов, или манифестации феминисток, побросавших в мусорные баки символы женского закрепощения: кастрюли, сковородки и… бюстгальтеры. Военные, не смущаясь формой, проводили собственные манифестации. Взрывались бомбы, на Азорах сепаратисты действовали уже в открытую. В воинских частях шли собрания, дебаты и склоки. «Время бежало все быстрее, пока не пустилось вскачь, как в первые революционные дни», — отмечает Андрей К. Поляков.
Что угодно, только не союз с коммунистами
19 ноября президент Кошта Гомеш встретился с американским послом Фрэнком Карлуччи, а премьер-министр Пиньейру де Азеведу — с советским послом Арнольдом Калининым. 22 ноября глава государства пригласил во дворец Мариу Соареша и предложил ему создать совместное правительство с коммунистами. Лидер социалистов «категорически» отказался, заявив, что такой вариант «отвечает интересам только коммунистов».
«Двери перед очередным переворотом были распахнуты», — констатирует Андрей К. Поляков. 24 ноября Революционный совет, где большинство теперь принадлежало близким к Соцпартии членам «девятки», утвердил отставку лидера ультралевой фракции ДВС Отелу де Карвалью. Рано утром 25 ноября военнослужащие парашютного полка с авиабазы Танкуш заняли расположенные близ Лиссабона авиабазы, штаб первого округа ВВС, а затем и телевидение. Это были те самые парашютисты, которые в марте участвовали в попытке путча генерала Спинолы. Тогда они выступали на стороне правых, но за прошедшие месяцы обстановка радикально изменилась. В ноябре 1975 это был самый революционный полк, находившийся в непримиримом противоречии с командованием ВВС, то есть представителями «девятки». Оно пыталось его расформировать, отказалось выплачивать жалование, грозило отключить электричество, как будто специально подбивая на бунт.
Телевидение изменило программу, начало показывать плакаты ДВС и транслировать революционные песни и марши. Затем на экране появился бородатый военный, но толком ничего не объяснил. «Бунт парашютистов производил впечатление случайного всплеска революционной стихии, какой-то безалаберной, беспомощной, дурно сыгранной импровизации, — отмечает Андрей К. Поляков . — Очевидно, таковой он, в значительной степени, и являлся. Бунтовщики не предъявили миру ни командования, ни координации, ни программы. До сих пор, по прошествии почти полувека, португальцы спорят о том, кто стоял за ноябрьскими событиями, и что же это было на самом деле».
«Група девяти» и ее сторонники к такому развитию событий были подготовлены. Умеренная фракция ДВС располагала заблаговременно разработанным планом действий и преданными частями, которыми руководил штаб. Он начал действовать сразу после получения известий о захвате парашютистами баз. Парашютисты сдались без боя. Помимо бронетехники, действия штаба поддерживала авиация. Накануне захвата авиабаз самолеты, словно о предстоящих событиях их командование знало заранее, были переброшены на северные аэродромы.
Лидер ультралевых Отелу де Карвалью, который в мятеже не участвовал, лишился всех постов. Революционный совет и вооруженные силы перешли под контроль «Группы девяти» во главе с Мелу Антунешем. Были арестованы около двухсот офицеров. На ключевые посты пришли ставленники «девятки».
«Странный полумятеж ультралевых имел ключевое значение для дальнейшей истории страны, — делает вывод Андрей К. Поляков. — Он подвел черту под периодом метаний и революционных экспериментов, ознаменовал начало последовательного движения в сторону европейской интеграции в рамках евро-атлантического союза во главе с США. На этом пути Португалию поджидали ямы и ухабы, порой она оступалась, но продолжала идти в выбранном направлении и больше с него не сворачивала».
Волшебное успокоение
После ноябрьского переворота стали быстро налаживаться отношения не только с Европой, но и с США. «Вашингтон прекратил поощрять антиправительственные силы и переключился с разрушения на созидание», — констатируется в книге. США выделили кредит на 300 миллионов долларов и создали международный консорциум, предоставивший Португалии гарантии на 1,5 миллиарда долларов, за 550 миллионов из которых поручились американцы. Кроме того, стране открылся доступ к кредитам Международного валютного фонда и Всемирного банка. Не забыли американцы и о военных нуждах. Вашингтон выделил 30 миллионов долларов на создание воздушно-десантной бригады для ее последующей интеграции в силы НАТО.
«Словно по волшебству, сошла на нет террористическая деятельность ультраправых, — пишет Андрей К. Поляков. — После парламентских выборов Антониу де Спинола объявил о роспуске Демократического движения за освобождение Португалии. Зачехлили оружие и другие правоэкстремистские группировки. Армия освобождения Португалии исчезла весной 1976 года, как будто ее никогда не существовало. Бесследно растворилось многотысячное Движение Марии да Фонте. Утихомирились и сепаратисты на Азорских островах. В них отпала нужда. Судьбе американской военной базы больше ничто не угрожало даже теоретически».
25 ноября коммунисты, в отличие от прошлых попыток правых переворотов, никак себя не проявили. Они не выводили своих сторонников на улицы, не задействовали военных, разделявших их идеи. Много лет спустя, говорится в книге, появились свидетельства о том, что накануне выступления парашютистов Мелу Антунеш встречался с генсеком Компартии Алвару Куньялом в частном доме, но оба отрицали, что в итоге переговоров была заключена какая-либо сделка.
Бездействие коммунистов не спасло их от обвинений в планировании переворота. В Португалии многие до сих пор убеждены, что в ноябре 1975 года была сорвана попытка Алвару Куньяла установить коммунистическую диктатуру. «На самом деле, ничего похожего коммунисты не планировали, — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Переждав окончание разборок между фракциями ДВС, они полагали, что избавились от ультралевых и теперь могут продолжать революционный процесс, сосредоточившись на борьбе с правыми, о чем свидетельствуют материалы созванного в декабре 1975 года пленума партии… Как показало время, анализ, проведенный коммунистами, выдавал желаемое за действительное. 26 ноября португальцы проснулись в другой стране».
Правые и их союзники, не теряя времени, взялись за укрепление контроля над вооруженными силами и средствами массовой информации. Иллюзию продолжения революционного процесса создавали некоторые меры, продолжавшие политику предудащих левых правительств. Крупнейшей победой считали левые принятие Конституции Португальской Республики, одобренной Учредительным собранием 2 апреля 1976 года.
Уже в преамбуле нового основного закона упоминался социализм как цель, к которому должна стремиться Португалия. В первой же статье говорилось о строительстве бесклассового общества. В конституции содержались положения о необратимости национализации, об обязанности государства провести аграрную реформу, о необходимости экономического планирования и ликвидации частных монополий.
И кто тут у нас Керенский?
«Текст конституции вполне устраивал коммунистов, его принятие приветствовали в СССР как доказательство сохранения перспективы строительства социалистического общества, — пишет Андрей К. Поляков. — В действительности, это был документ, подводивший черту под прошлым, а не пролагающий пути в будущее. Конституция сформулировала и законодательно оформила перемены, которые «Революции гвоздик» сделала неизбежными: демонтаж репрессивного аппарата, предоставление политических свобод и социальных гарантий, ослабление контроля над экономикой горстки богатейших семей. Но когда на повестку дня встал вопрос о смене строя и переходе от капитализма к социализму, страна, поколебавшись, отпрянула назад. Португальцы отказались от радикальных решений, грозивших гражданской войной и, тому же, суливших большие неприятности в отношениях с традиционными союзниками. Что касается революционных формулировок и левой фразеологии, пронизывавших конституцию, то она в то время была в Португалии общепринятой. Умеренные и даже правые политики быстро приспособились к новому языку и пользовались им не менее виртуозно, чем их левые оппоненты. Социализмом клялись все, кто в те бурные годы не хотел оказаться на обочине политического процесса».
Во вторую годовщину революции 25 апреля 1976 года прошли первые выборы в Собрание республики (парламент). Вновь победила Соцпартия, получившая 35 процентов голосов. После публикации итогов Мариу Соареш с полным правом мог повторить о себе то, что сказал после ноябрьского кризиса 1975 года: «Я — первый меньшевик, победивший большевиков». Фраза стала ответом на сомнения, высказанные ему Генри Киссинджером в 1974 году, напоминает книга. «Вы — Керенский, — без обиняков заявил тогда госсекретарь США Соарешу, сравнивая будущее министра временного правительства Португалии с незавидной судьбой главы временного правительства России, свергнутого большевиками. — Я верю в вашу искренность, но вы наивны». Соареш воскликнул: «Разумеется, я не хочу быть Керенским». «Керенский тоже не хотел», — бросил в ответ Киссинджер.
Госсекретарь признал ошибку. В январе 1976 года, принимая Соареша в Госдепартаменте, Киссинджер устроил ему торжественную встречу и извинился: «Хочу, чтобы вы знали, что я восхищаюсь ролью, которую вы сыграли в прошлом году, — сказал американский политик. — Вы проявили большую смелость в очень сложных обстоятельствах… Должен сказать — то, что вы сделали, меня поразило. Должен это признать. Я не часто ошибаюсь в расчетах».
________________________________________________________________________________________________________________
* Поляков А.К. Португалия. Полная история страны. — М.: АСТ, 2021. — 480 с.
** Kissinger H. Years of Renewal. New York, Simon & Schuster, 1999, p. 628.
© Изображение заимствовано со странички Свободной энциклопедии «Википедия»
Мнение редакции портала может не совпадать с мнением автора. При публикации настоящего материала на сторонних ресурсах использование гиперссылки с указанием ресурса kremlinhill.com обязательно!
КРЕМЛЁВСКИЙ ХОЛМ. Страницы истории 